Пока никаких признаков катастрофы. К счастью.

- Насчет Синего Криабала договориться не получилось, - констатировал Оопсан. – Морская Губерния продолжает настаивать, что передаст его только Колдующему Императору.

- Вы сами все знаете, первый советник, - пожала плечами Лунарда. – Но если Конклав сочтет это за необходимость, я предприму жесткие меры.

- Пока крайней нужды нет. Давайте пока оставим эти книги в покое. В конце концов, это всего лишь книги.

- Как знаете, первый советник, - снова пожала плечами Лунарда.

На следующий день состоялось еще одно бесплодное заседание конгресса. И на следующий. Раньше конгресс созывали дважды в год, на осеннюю и весеннюю сессии, но после смерти Зара он ни единых суток не переставал заседать. Это все назревало слишком давно, и внезапный обрыв династии стал воспламеняющим жестом.

Империя по-прежнему называлась империей, и управлял ей по-прежнему Конклав. В конгрессе постоянно поднимался вопрос о его реорганизации, о возможной замене части или всех советников, но Оопсану пока что удавалось успокаивать волны и не позволять конгрессменам принять решение, о котором они потом пожалеют.

Роль спикера обычно играл он. Иногда его подменяли Мородо или Лунарда. Времени это отнимало очень много, и Оопсан размышлял о том, чтобы ввести постоянную должность председателя конгресса. Прежде, когда сессии занимали всего две луны в год, это не было такой проблемой – их возглавлял либо сам император, либо его первый советник.

Но теперь, когда императора нет, а внеочередная сессия стала бессрочной... весь Парифат как будто оказался в подвешенном состоянии. Одни волшебники сутками толкали речи, другие боролись за деньги, ману и власть.

Так луна шла за луной. У Оопсана появились круги под глазами. Он ел облатки антиусталости горстями. Остальные советники тоже зашивались – особенно Оксатти, который из кожи вон лез, желая доказать полезность своего проекта. Лишь немногим отставала Акк-Ва – за эти полгода она постарела лет на десять и уже дважды подсовывала Оопсану заявление об отставке. Пока что ее удается уговаривать не уходить, но еще немного – и финансовая советница не выдержит.

Даскомедаль и Ильтокелли, впрочем, тоже без дела не сидели. Военный советник тайно стягивал в столицу элитных боевиков и прощупывал настроения в ордене Медных Магов. Погодный же советник курировал другой государственный проект. Секретный. Не такой красивый и многообещающий, как у Оксатти, но на него Оопсан возлагал куда большие надежды.

Возможно, только это средство и сохранит целостность империи.

Спустя еще полгода Оопсан немного успокоился. Кажется, ему все же удалось провести империю по натянутой проволоке. Конгресс продолжал бурлить, но уже устало, с глухим раздражением. Рано или поздно они придут к какому-то общему решению – пусть даже просто из желания разойтись по домам.

К тому же Лунарда ухитрилась подружить имперскую и республиканскую партии. Они продолжали не соглашаться почти ни в чем, но в ключевом моменте все-таки сошлись – их объединяет желание сохранить державу цельной. Это делает их естественными союзниками против партии разделителей – и будет стратегически верным сначала задавить их, а уж потом продолжать споры о том, нужен ли все еще этой стране император.

Так появилась новая партия – «Единый Парифат». И если раньше разделители чувствовали себя хозяевами положения, составляя почти половину конгресса, то теперь их резко потеснили. Сговорившиеся имперцы и республиканцы пусть и незначительно, но превосходили их числом – да к тому же их поддерживал Конклав.

Неофициально, конечно. Официально советники не могли занимать никакой позиции. Конклав на этом корабле-государстве всего лишь рулевой – держит штурвал, но курса не выбирает. Роль капитана за неимением императора играет конгресс – и иногда кажется, что этот капитан в стельку пьян.

Одна тысяча шестьдесят пятый год Империи прошел в каком-то болезненном полусне. Парифат лихорадило, но лихорадило скучно, без эксцессов. В конгрессе не прекращалась грызня, а во многих провинциях снова подняли головы сепаратисты, но худшее осталось позади. Наводить порядок придется еще долго, но дела обстоят не так уж плохо. Колдующего Императора нет уже третий год, а держава продолжает жить. Не так уж он и был нужен – Конклав вполне успешно справляется со всем сам.

Именно об этом размышлял Оопсан, когда Мартобраций, наместник Человеческой автономной провинции, объявил об отзыве своего конгрессмена, выходе из состава империи и полном суверенитете королевства Человекия.

Менее десяти минут понадобилось Конклаву, чтобы собраться в малом кабинете. Все понимали, что ситуацию нужно разрешить срочно, иначе зараза начнет расползаться.

- Почему-то я всегда была уверена, что если это с кого и начнется, то с эльфов, - задумчиво произнесла Акк-Ва.

- Я бы попросила, - прищурилась Лунарда. – В отличие от вас, мы не эфемерны и не склонны к сиюминутным решениям. Лично я своими глазами видела живого Бриара и помню, что он сказал об автономии нечеловеческих народов. Нас вполне устраивает самоуправление в составе империи.

- Мы знаем, - сухо произнес Оопсан. – Тем не менее, в эльфийских провинциях тоже не слишком спокойно.

- Пошумят – успокоятся, - отрезала Лунарда. – А вот Человекия бунтует прямо сейчас.

- Тупое высокомерное чванство! – дезинтегрировал стул Даскомедаль. – Простите, не сдержался.

- Можно понять, - грустно сказал Оксатти. – Можно понять.

- Человеческая автономная провинция всегда была проблемной точкой, - провибрировал Мородо. – Еще император Громорокатран пытался расселить ее по другим континентам – и отчасти успешно. Но после его смерти перволюди стали возвращаться в родные земли.

Оопсан бесстрастно кивнул. Все сидящие за столом прекрасно знали, насколько высоко самомнение Человекии. Все-таки самое древнее государство людей, их прародина. Там человек впервые явился в мир Парифата, и оттуда расселился по всем пятидесяти двум континентам.

С тех пор минуло четыре с половиной тысячелетия, да и конкретное место в свое время было выбрано случайно. Но Человекия продолжает помнить. Продолжает гордиться. Продолжает считать себя чем-то особенным, выделяющимся из общего ряда. Продолжает даже носить свое нелепое название – и страшно оскорбляться, когда кто-то называет его нелепым.

В свое время это было последнее королевство людей, вошедшее в состав Парифатской республики – и то под сильным давлением, фактически угрозой войны. Во время движения Крушителей Человекия была в первых рядах, уничтожила свой портал почти сразу же и долго потом противилась его восстановлению.

И сейчас они снова бряцают древними регалиями.

- Проще всего будет их отпустить, - фыркнул Ильтокелли. – Пусть берут столько суверенитета, сколько смогут проглотить.

- Нельзя, - возразил Оопсан. – Дело не в Человекии, дело в прецеденте. Отпустим их – придется отпускать всех, кто захочет.

- Захотят многие, - провибрировал Мородо. – Прямо сейчас декларацию Мартобрация обсуждают в каждом доме. Каждый наместник сейчас думает, не попробовать ли и ему. У нас одна тысяча восемьдесят пять провинций – и по крайней мере в четырехстах пятнадцати уровень лояльности близок к красной отметке.

- Надо пресечь это прямо сейчас, - заявил Даскомедаль. – Произвести точечную ампутацию, пока не стало слишком поздно. Промедлим – и придется обстреливать города звездными катапультами.

- Дело не в Мартобрации, - сумрачно произнес Оопсан. – Он просто первая ласточка. Онгот, дай нам график уровня лояльности за последние пять лет.

Мородо даже не шевельнулся – но падающий в окно свет исказился, стал рисовать узоры. В воздухе проявилась сложная картина – все тысяча восемьдесят пять провинций и господствующие там настроения. Они сливались и расходились, образуя систему – и выглядела та удручающе.

Пять лет назад, когда правил император Зар, лояльность на местах хотя и не была идеальной, но не давала поводов к беспокойству. Три четверти провинций на зеленой отметке, остальные на желтой, но в приемлемом диапазоне.